Имя народного артиста России Зураба Соткилавы давно знают как в России, так и далеко за ее пределами. Долгая сценическая жизнь, головокружительная карьера в Большом театре – что это – везение? Дар свыше? Или кропотливый каждодневный труд? На эти и другие вопросы мэтр отечественной оперной сцены ответил специально для журнала «Консонанс».

-Зураб Лаврентьевич, Вы довольны своей судьбой? Тем, что служили искусству в главном театре страны?

- Конечно. Моя карьера  в Москве сложилась удачно. Из Тбилисского театра, где я работал, меня пригласили прослушаться в столицу. В 1973 году я пел партию Хозе в опере «Кармен». Все прошло гладко. Столько спевок, столько сценических и оркестровых репетиций не было ни у одного артиста. А мне повезло. В этой же постановке на партию Кармен в то время вводилась также молодая певица. Поэтому у меня было достаточно времени спокойно выучить все мизансцены.

         После первого же выступления мне предложили перейти на работу в Большой театр. И 20 января 1974 года я уже был зачислен в штат. Оперная труппа приняла меня хорошо. Я пел в «Кармен», «Тоске», «Трубадуре», в грузинской опере «Похищение луны», режиссером которой, был Борис Покровский. Затем были итальянские оперные шедевры «Сельская честь», «Бал-маскарад», «Отелло». Со временем стал петь и русские оперы - «Иоланту», «Бориса Годунова»,  «Хованщину». Все складывалось хорошо. Какие партии Вы исполняете в Большом сегодня?

Пою только «Набукко», четыре раза в год. В этом сезоне к открытию Большого театра, ставят «Руслана и Людмилу», мне хочется спеть партию Баяна, которую когда-то великолепно исполняли Козловский и Лемешев.  Мне интересно работать в этой постановке. И самое главное - я люблю Большой театр. К сожалению, там мало осталось тех, кого я знаю, в основном работают молодые. Но Большой как был для меня Святым местом, так и остался, несмотря на все изменения, которые там произошли, и с художественной стороны тоже. Но я надеюсь, что все возродится, во всяком случае, у меня есть надежда. В театр приглашены хорошие дирижеры, и даже если не будет главного, то будет профессиональный коллектив, в котором каждый отвечает за свой спектакль. Думаю, это будет наилучшая модель театральной реформы.

- А есть что-то неспетое, неосуществленное?

-То, что я не сделал в Большом, осуществил в других театрах. Например, дебютировал в «Дон Карлосе» в Норвегии, исполнял партию Князя Игоря в Лондоне. Когда учился в Италии,  пел  «Лючию де Ламмермур», «Богему», «Риголетто». С приходом в Большой театр я потерял эти спектакли, потому что там был другой репертуар, для крепкого драматического тенора.

- Кто для Вас был главным авторитетом в Большом театре?

Это, конечно, Борис Покровский. Я считаю, что это гениальная личность, и все спектакли, которые он поставил – шедевры. Как работал Борис Александрович  с певцами - такого я не видел нигде и, думаю, никогда больше не увижу. Тем,  что я умею делать на сцене -  этим я обязан  Борису Александровичу.

-Зураб Лаврентьевич, Вы помните свой первый спектакль и первую партнершу по сцене?

-Помню, конечно. Это «Тоска», премьера которой состоялась  на сцене Тбилисского театра 13 февраля 1966 года. Роль Тоски исполняла потрясающе красивая  Тамара Тартакишвилли. После того, как я перешел работать в Большой театр, я не переставал сотрудничать с Тбилисским театром, показывал там все свои премьерные спектакли и концерты. Честно скажу, всегда волновался в Тбилиси больше, чем в Москве. Потому что там родная публика, которой хочется показаться как можно лучше.

- Кто-то из современных режиссеров, дирижеров Вам нравится? С кем Вам хотелось бы поработать?

- Мне никого не хочется обидеть, но режиссеров такого класса как Покровский или приближающихся к его уровню – нет. Да и таких дирижеров как Хайкин, Светланов, пожалуй,  тоже нет.

- Какие современные постановки Вы можете назвать удачными?

- Скорее всего - «Евгений Онегин» Дмитрия Чернякова.  Консервативная публика, которая видела постановку Покровского, не восприняла спектакль. Вишневская обругала его и заявила, что больше не зайдет в театр после такого позора. Я не сразу решился его посмотреть. Моя дочь, увидев, сказала, что только так и надо ставить «Евгения Онегина». И мне стало интересно, что же в нем нового. Да, много спорного, но спектакль очень хорошо смотрится, современный, живой, артисты не стоят на месте как свечки, мизансцены продуманы – это уже хорошо. Неплохой вокальный уровень. Мне постановка показалась интересной, и режиссерская работа понравилась. Дмитрий Черняков, кстати, будет ставить «Руслана и Людмилу».

-А сейчас Вы много гастролируете?

- Несмотря на то, что стал старше, я в Москве спел пять сольных концертов.  Все с разной программой. Искал новые формы, чтобы было интересно, нельзя же петь с 1975 года одно и то же. Задействовал своих учениц, студенток Московской консерватории. Эти девочки сделают отличную карьеру.

-На концерт в Нижний Новгород Вы приезжали с Ксенией Леонидовой  и Марьям Соколовой. Расскажите, пожалуйста, о них.

- Ксения Леонидова учится на третьем курсе консерватории, Марьям Соколова перешла на четвертый. У Марьям все складывается хорошо. Уже есть  приглашение прослушивания за границу. Леонидова делает большие успехи. У нас с ней совместный проект.

- Почему на Ваш взгляд так мало юношей-студентов? Мужчины не хотят петь?

- Думаю, дело в следующем. Сейчас что-то происходит с природой: поздняя мутация голоса, в 18-19 лет голос еще меняется. В прошлом году прослушивались очень слабые ребята. В этом году хвалили  одного из трехсот человек. Почти со всей России приезжают поступать в Москву, и из такого количества один тенор – это ненормально. Раньше юношей было значительно больше. Они по другим причинам могли не попасть в консерваторию, но голоса были хорошие.

- Своих учеников Вы оберегаете?

- Я их учу - как жить. В том смысле - как жить так, чтобы хорошо петь. Я счастливый педагог, потому что у меня всех учеников приглашают работать в театр. Я стараюсь принимать в свой класс образованных студенток лет в 17-18 -  пианисток или хоровиков, потому что они как пластилин, из которого можно что-то «сотворить».

- Что Вы говорите своим выпускникам, когда они оканчивают консерваторию?

- Часто спрашиваю их -  что я вам такого «хорошего» сделал, что вы, уходя, забываете про меня, и даже никогда не звоните. Хотя я  понимаю молодежь - у них своя жизнь, проблемы, они заняты. Но некоторые так уходят, как будто я их ничему не научил, несмотря на то, что они поют  в лучших театрах.

- Что Вы можете сказать о современном зрителе? Он отличается от любителя оперы прошлого?

-   Я могу сказать о своей публике. На мои концерты зритель ходит подготовленный, это слушатели из плеяды старых поклонников оперного искусства. Но я всегда радуюсь, когда вижу молодые лица. Молодежь интересуется моим голосом, моей техникой, моим пониманием музыки. Потом они приходят за кулисы, спрашивают обо всем. Это, конечно, приятно. Чувствую себя снова молодым.

- Как оцениваете в целом культурный уровень современного слушателя?

- Он явно упал. Раньше музыканты и певцы выходили на концерт с сочинениями одного автора. Исполняли произведения разных периодов его творчества. Сегодня на это мало кто идет.  В этом году я планирую концерт в Малом зале консерватории только из произведений Рахманинова. Сейчас это большая редкость, из певцов монографических программ почти никто не делает. Даже оркестр, играя серьезную музыку, в конце исполняет популярные произведения – хиты. Это уже принято.

- От чего зависит образованность публики? Все идет из семьи?

- Нет. В советские времена было много музыкальных школ, училищ, академическая музыка пропагандировалась. Существует такое мнение, что  тогда была под запретом определенная музыка. Я слушал все – Битлз, джаз, блюз. Привозил пластинки из-за границы и приносил их в Тбилиси на радио.

Сейчас все советское принято ругать. Согласен, есть что ругать, но было и хорошее. Например, пропаганда академического искусства, просветительская деятельность на телевидении. Меня часто спрашивают, почему по телевидению кроме попсы ничего не показывают? В течение двадцати лет пропагандируется такое, если так можно выразиться -  искусство. Современные песни не западают в душу. Молодежи просто не на что ориентироваться. Какую продукцию выдают нынешние авторы, то и вынуждена потреблять современная публика. А зрителя, как известно, нужно воспитывать. Я пытаюсь это делать, исполняю на концертах знаменитые арии, но бороться с ветряными мельницами – неблагодарный труд.

- Как Вы думаете, что можно сделать, чтобы исправить ситуацию?

- Нужно показывать по телевидению мировые оперные шедевры, великих исполнителей. Иногда такие программы идут по каналу «Меццо», редко по «Культуре». Опера – это специфический жанр, ее нельзя слушать в машине, ее надо смотреть на сцене. Даже бегущая строка, если оперу исполняют на иностранном языке, отвлекает. Отвлекает от артиста, от действия, и спектакль уже не производит такого впечатления. Надо заранее подготовиться к встрече с оперой, хорошо ее знать, а потом наслаждаться музыкой и пением артистов. Этого сейчас нет. К телевизору на четыре часа никого не посадишь. Значит надо искать какую-то другую форму. Показывать отдельные фрагменты, интересно рассказать  о сочинении, чтобы человеку захотелось пойти в театр и посмотреть спектакль целиком.

Поскольку я делал много программ на телевидении, то получал очень много писем, в том числе из провинции, где не было музыкальных театров, а оперу можно было услышать лишь по телевидению. В письмах был полный разбор произведений на уровне музыковедов, музыкальных критиков. Такой интерес к оперному искусству был лет 20-30 назад.

 – Что Вы сейчас можете пожелать истинным любителям оперы?

- Прежде всего, чтобы театры давали хорошую продукцию, которая заинтересует публику. Хорошая продукция – это яркие спектакли, сильные  исполнители, интересные современные постановки. Ну и, конечно, зрителя надо вовремя информировать, чтобы не было недоразумений. Большое значение имеет реклама. Сейчас ее очень грамотно делают в шоу-бизнесе  - концерт через полгода, а афиши уже расклеены по всему городу. А у меня концерт послезавтра, а афиши расклеивают сегодня. Конечно, зал я соберу и в такой ситуации, но я артист, и тоже хочу быть на виду, чтобы меня знали и помнили мои поклонники. Недавно пел в одном концерте, меня объявили, а две дамы переглянулись, и одна спросила: «А он еще поет?» Вот такие дела.

Беседовала Любовь Меркурьева