Teil I. Klavierauszug.

 

И. М.: - Моим первым педагогом по фортепиано была Александра Ивановна Малышева. Её муж многие годы руководил Капеллой мальчиков, а она работала в автозаводской музыкальной школе. Поскольку у меня долго не было инструмента, Александра Ивановна нашла очень хороший выход, составив ансамблевые пары с теми девочками, у которых я могла бы позаниматься. Мы играли в четыре руки, затем я следила, как готовит свою программу моя партнёрша, потом играла сама. С тех пор я - ансамблист по натуре. Всегда играю басовую партию (смеётся), везде, где приходится, наверное, и в жизни тоже.

Вторым школьным педагогом, оставившим тёплые воспоминания, была Кира Николаевна Солодова. Это была очень эффектная женщина. Молодая, красивая, краснощёкая, всегда в хорошем настроении. На наши занятия её привозили на мотоцикле! Светлый человек, мы были рады ей всегда и любили её очень. Она была замечательным рассказчиком. С 5-го класса я стала мечтать о том, что когда-нибудь буду, как она, рассказывать и Бахе и Моцарте. И рассказывала друзьям, удивляясь, что меня слушают.

И.М.: -Хотелось бы вспомнить Веру Сергеевну Вишнякову, педагога по фортепиано. Высокая и немного грузная, всегда внимательная и добрая, она учила меня избавляться от "самоедства": "Не стой у стенки! Не думай, что, если кто-то лучше тебя одет, умней"… 

Позже на наши занятия по гармонии пришёл белокурый и прямой, как тростинка, Владимир Михайлович Цендровский. Он казался нам каким-то божеством…

Музыкальную литературу вела Валентина Григорьевна Блинова, и очень своеобразно, как я сейчас понимаю. На её уроках многие сочинения мы играли в четыре руки – ноты достать было трудно, а записей почти не было, поэтому каждое произведение изучали пальцами. В будущем это очень даже пригодилось. А дальше была уже замечательная плеяда консерваторских педагогов. 

 

Teil II. Klang und Ausklang.

 

И.М.: - …тем более, что он очень скоро стал другом нашей семьи и оставался им до конца жизни, как и Виктор Петрович Бобровский, и некоторые другие Д. В. с 1956 года стал заведовать кафедрой истории музыки, сразу после М. С. Пекелиса. Тогда кафедра была очень малочисленной: И. В. Елисеев, В. Г. Блинова, О. В. Соколов и приглашённая Житомирским А. Г. Корсунская – вот и весь её состав. Запомнилась Александра Григорьевна. Она была замечательной личностью и строгим педагогом - требовала непременно читать всю литературу по теме. Жёстко приучала к дисциплине: как только звучал звонок, она закрывала дверь и ставила стул так, что войти в класс было уже нельзя. Её лекции по истории музыки на II курсе были серьёзными и объёмными… А на III курсе вести историю русской музыки стал сам Житомирский. Что поражало в его лекциях, так это огромный, поистине беспредельный кругозор. Он поднимал такие проблемы, о существовании которых в истории музыки мы даже не подозревали. И всё это – без каких бы то ни было записей. Как-то я заглянула на его стол: там лежала полоска бумаги с номерами страниц клавира.

И.М.: - Он был разный и зависел от темы и типа лекционного занятия.Запомнилая. например, его подробнейший анализ "Руслана и Людмилы" Глинки. Это была пламенная, блестящая речь. Хотелось бежать за клавиром и штудировать его сейчас же. 

Хорошей школой для меня была затем и работа на кафедре под руководством Д. В. Он часто бывал на моих занятиях, подбадривал и удивлялся, как это я "держу группу" в сорок человек (в ней были и мои сокурсники по училищу, отставшие от меня по каким-либо причинам). Д. В. тогда ещё не знал, что я уже 6 лет, с третьего курса муз. училища, работала в школе..

И.М.: - Нет. С Беллой Фёдоровной мы – ровесники, но она кончала университет, по первому образованию она – филолог, что и было заметно во всей ее работе в консерватории. В консерваторию она пришла подавать заявление, учась на 3-ем курсе университета… И Домбаев тогда её не принял, сказав: "Сначала получите одно образование, потом придёте в консерваторию". И поэтому во времени наши дороги разошлись… Впоследствии она признавалась, что он был прав, ведь в университете им иногда на неделю задавали прочитать, например, 30 (?) романов…) 

Teil III. Hausmusik.

 

И.М.: - Он – книгочей. Книгоман – это я. Если что-то когда-нибудь и составляло предмет моей зависти, то это – хорошая домашняя библиотека. Обожаю собирать книги. Он прочитывает ежедневно гору книг, а я, к моему сожалению, лишь время от времени, но зато летом – вволю и запоем.

И.М.: - Их увлекла техника, хотя оба учились музыке. Младший до сих пор играет на гитаре. 

И.М.: - Цитируют не меня, а Олега Владимировича – постоянно слышны его фразы, присказки, анекдоты. 

И.М.: - Я верю в разум. Пока на земле рождаются дети, нужна будет и музыка и, как мне кажется, музыковеды тоже.

Какие штрихи можно было бы добавить к портрету героини интервью? Эти штрихи – беспредельная скромность, удивительная женственность, мягкость и доброта, благородство ума. Многое скажут внимательному читателю страницы её исследования и …те, кого она с любовью цитирует. Например, Роберт Шуман, сказавший однажды: "Музыкальные дуэты легко превращаются в дуэты сердец, в общение и разговор родственных душ, в этом их величайшая ценность".