26 сентября в Нижнем Новгороде выступали музыканты "Moscow Art Trio", - ансамбля импровизационной музыки, в которой соединяются джазовый дух, фольклорная стихия и академическая дисциплина. Они играют по законам творчества, где стили и жанры не имеют большого значения. Завсегдатаи филармонического абонемента "Музыка в джинсах" были заинтригованы анонсом предстоящего концерта: "Композиции Михаила Альперина, созданные не без помощи Пярта и Гайдна, с отголосками подлинного фольклора России и Норвегии, Индии и Грузии… Грустные песни и иронические танцы, юмор и импровизации, похороны и свадьбы, современность и традиции…". Вот такой неожиданный сплав возник в выступлении "Moscow Art Trio".

Джазовое трио и симфонический оркестр нечасто выступают вместе. По словам Сергея Старостина, участие оркестра расширяет тембровые возможности "Moscow Art Trio" и открывает новые горизонты в джазе. Во многом, благодаря оркестровому звучанию музыка приобретает философскую глубину. Сам состав "Moscow Art Trio" отнюдь не джазовый, скорее камерный – фортепиано, валторна и фольклорный вокал. В их арсенале также есть альпийский рог, флюгельгорн, жалейки, рожки и дудочки. Этот коллектив уникален еще и тем, что все три музыканта живут в разных странах: Михаил Альперин в Норвегии, Аркадий Шилклопер – в Германии, Сергей Старостин – в России. Михаил Альперин рассказал мне о том, как часто музыканты "Moscow Art Trio" встречаются, для того чтобы репетировать.

Михаил Альперин:

- Собираться, делать новые программы, репетировать и играть концерты – это очень не простое занятие, когда музыканты живут в разных странах, как мы, например, - в Москве, Осло и Вупертале. Но мы играем вместе уже 16 лет, ансамбль сыгранный, поэтому нам нужен один-два дня, чтобы войти в форму и восстановить то, что было сделано раньше. Но это возможно только после огромного количества лет совместной работы.

Михаил Альперин и Аркадий Шилклопер познакомились еще в конце 80-х. Дуэтом они часто играли не только в России, но и за рубежом. Сергей Старостин присоединился к ним позже. Любопытно, что именно с "Moscow Art Trio" Старостин впервые окунулся в стихию джаза. А до этого музыкант многие годы серьезно занимался русским фольклором.

Сергей Старостин:

- Главный музыкальный импульс я получил от моих родителей. У меня деревенские корни. Дома постоянно звучали народные песни: и бабушка, и мама, и тетушка знали их и пели, а отец играл на гармошке. Все наши семейные праздники проходили в домашнем музицировании. Естественно, это наложило отпечаток на всю мою дальнейшую жизнь. Поскольку я петь любил с самого детства, то в результате и учиться направился в хоровую капеллу. Потом я поступил в училище, где стал играть на кларнете. Потом была консерватория, где произошло мое первое знакомство с фольклором уже на новом, неизвестном мне ранее уровне. У нас была фольклорная практика. Мы поехали в Рязанскую область, и я открыл для себя, что фольклор – это действительно целый мир, глубокий и очень интересный мир. Потом я стал углубляться в философию и мировоззрение людей, живущих на земле. Эта поездка в фольклорную экспедицию дала очень большой импульс к изменению моего музыкального сознания. Тогда я стал разрываться между классической музыкой и фольклором. В результате, и то, и другое пригодилось мне в жизни. Эти знания и навыки легли в основу нашего совместного творчества с Михаилом Альпериным и Аркадием Шилклопером в "Moscow Art Trio".

- А как, Сергей, Вы пришли в джаз?

- В джаз меня вовлекли, скорее. С Мишей Альпериным и Аркашей Шилклопером мы познакомились в Германии в 1989-м году. Мы встретились совершенно случайно, потому что каждый был со своим коллективом, со своей программой. Оказалось, что мы друг другу интересны. Мы стали регулярно тогда встречаться (уже в Москве) и делать новую программу. В то время я познакомился с импровизирующими джазовыми музыкантами. Миша знал американский традиционный джаз, но хотел найти свой путь. Как музыкальный путь, джаз меня пугал - в нем таилась загадка, которую на тот момент не очень хотелось разгадывать. Океан импровизационной музыки огромен, и в нем всегда можно найти свое течение. Вот таким образом я вовлекся в атмосферу импровизационной музыки.

А потом у меня появились другие проекты: с Владимиром Волковым, с Андреем Кондаковым, со Славой Гайворонским, с авангардными музыкантами – Сергеем Летовым, Юрием Парфеновым. Какие-то проекты создавались ненадолго, но были проекты более постоянные. Например, с трио Волкова я сотрудничаю давно, – это очень интересный коллектив. С ними мы записали три диска, но материал есть еще на два альбома.

Сразу же после появления "Moscow Art Trio" с Альпериным, Старостиным и Шилклопером произошел один случай, который повлиял на все их дальнейшее творчество. Вначале 90-х они приехали в столицу Норвегии для того, чтобы записать свою первую пластинку, и не где-нибудь, а на ECM. На прослушивании Манфред Эйхер, владелец фирмы звукозаписи, глубоко понимающий искусство джаза, вынес им приговор: все это не годится. "Забудем все, что записали сегодня. Идите в отель, отдыхайте… А завтра будем делать что-то совсем иное". Этими словами, как звукорежиссер потом признался, он хотел "вызвать в них состояние драмы".  Окончание этой истории мне досказал Михаил Альперин.

Михаил Альперин:

- Манфред Эйхер не очень поверил, что этот проект имеет право на существование, потому что ему казалось, что фольклорный певец и рояль с валторной слишком уж далеки по своей тембровой природе. Мы были расстроены, потому что это было только начало, и такой авторитетный человек нам это сказал. Такая вот небольшая драма. В каталоге была пластинка, но она, конечно, не вышла, потому что это было фиаско. Но повлияла она на нас как раз позитивно, потому что в нас проснулось детское такое негодование: "Мы все равно докажем, что мы чего-то стоим. Мы просто не готовы сейчас, но пройдет время…" Так и получилось. Подобные неудачи творческим людям иногда очень важны, чтобы потом подняться и идти дальше.

Мы остались в тот день в студии, совершенно разбитые: я сидел на полу с мелодикой, Сережа Старостин держал в руках свою жалейку и Аркаша - валторну, и вдруг мы заиграли. Это была мелодия, которая впоследствии стала называться "Funeral" – "Похороны". Потом мы переделали ее в композицию с песней "Под Киевом". А сегодня в концерте эта пьеса прозвучит как фрагмент первой, открывающей колокольной композиции с музыкой Арво Пярта "Cantus In Memory of Benjamin Britten".

- Вы играете композиционную музыку или в Ваших выступлениях большую долю составляет импровизация?

- У нас есть в музыке и то, и другое. Эстетика ансамбля – написанная мною композиционная музыка, в которой всегда есть место для импровизации. Мы не академический ансамбль, который играет от начала и до конца записанные ноты, – мы балансируем между письмом и импровизацией.

- Каким образом в Ваши композиции вплетается классическая музыка?

- Я беру ее как отправную точку. Арво Пярт – как основа для похоронного плача - русской печальной протяжной с колокольным звоном. Вообще, я воспринимаю все как театр, как фильм. Пьеса с музыкой Арво Пярта очень кинематографична. И Гайдн в каком-то смысле кинематографичен тоже.

С Гайдном музыканты "Moscow Art Trio " в выступлении с нижегородским оркестром поступили вот как. Взяли ре мажорный фортепианный концерт и начинили его импровизациями в восточном стиле, и в результате получился "Гайдн из Монголии".

Михаил Альперин:

- Меня сегодня спросили: "Почему твоя пьеса называется "Гайдн из Монголии"?" Я ответил так: "Потому что Гайдн был монголом на самом деле, его звали Сухабатор, и глазки у него такие монгольские, - он там родился, пил лошадиную кровь, ел сырое мясо и пел монгольские песни. А потом народ решил сделать из него героя германской культуры".

Вот так мы иногда дуркуем вместе. Это дает нам ощущение, что классика – не музей, и что тот же Гайдн или Моцарт - они все были живыми людьми, игрались, баловались. А академические музыканты и публика потом из их музыки всегда делают музей. Как раз, поэтому импровизация спасает: она не дает нам стать слишком серьезными. Ведь музыка – это игра, и нельзя забывать, что мы играем в музыку. Это может быть очень серьезная игра – в ней может быть много слез, эмоций, и должно быть очень много. Но баланс между игривостью и эмоциональным миром, таким оголенным, для меня всегда очень важен.

- Используете ли Вы средства современной академической музыки, такие как сонорика, алеаторика, додекафония, препарированный рояль?

- Это краски, которые я могу использовать, если они мне понадобятся. Я их знаю достаточно много. Но они для меня не имеют совершенно никакого значения. Для меня важен смысл: зачем я их использую и что я хочу сказать. Нужна алеаторика для создания какого-то образа - сделаем. Художник имеет в запасе 40 - 50 красок, но он же не думает: "Какие краски я сейчас смешаю – желтую с синей или зеленую с розовой". Он думает совершенно другими категориями: "Я хочу изобразить что-то важное", и потом ищет, какими красками изобразить это. Так же и у композитора. Но если ты слишком много занят алеаторикой, то ты занят красками. Краски ради красок – это мне не интересно.

- Вы как-то говорили: "Меня уже не интересует джаз как таковой, это для меня частичка Большой Музыки. Он рядом с Бахом и народной песней"…

- Сейчас я еще больше уверен, что все границы от ума, и мир открыт. Не так важно, говорите вы языком джаза, рока, классики или Баха. Важно найти свой голос в этом огромном мире. Это важно не только для музыкантов, но и для любого человека. Мир такой многообразный, самое главное – не потеряться в нем. Очень важно искать свой голос и быть открытым к этому миру.

- Один критик назвал  Вас создателем собственного мира. Каков этот мир?

- Я был бы счастлив, если бы это было так. Если я ухитрился создать собственный мир, то это значит, что я нашел свой голос. Я создавал собственный мир по крупицам, эволюционировал вместе со своими друзьями только для того, чтобы найти собственный голос. А каков этот мир, пусть "разглядывает" публика. Главное, что мне самому в этом мире комфортно, потому что он мой, - ведь я ни у кого его не украл.

- Кого бы Вы могли назвать своими учителями в музыке? Может быть, музыкантов-кумиров или композиторов, которые повлияли на Ваше творчество…

- Русская музыка повлияла, конечно: Мусоргский, Стравинский, Шостакович и Прокофьев, а также Барток. Но я не знаю, насколько сильно их музыка на меня повлияла. Мне кажется, мой учитель – Сережа Старостин. Учитель – не тот, кто учит тебя петь или играть. Учитель открывает тебе мир, в котором ты уже сам карабкаешься и познаёшь новые глубины. Он мне открыл мир фольклора. Через него я понял, что мир фольклора безграничен, у него нет дна, это вечность. С тех пор меня заинтересовало все, что не имеет границ, что не имеет никакого отношения к времени. Все, что имеет время, умрет. Фольклор никогда не рождался, поэтому никогда не умрет.

- Отличается ли норвежский фольклор от русского? И вообще, давно ли Вы живете в Норвегии?

- Я 13 лет назад уехал преподавать в консерваторию в Осло, и до сих пор там преподаю. Роб Уоринг, перкуссионист, который со мной приехал на этот концерт, тоже преподает в этой академии. Норвегия – чудесная страна и очень музыкальная. Фольклор норвежский – это богатства невероятные, он очень сильно сохранился в оригинале: в свое время там было мало дорог, и он как бы "законсервировался". Поэтому найти в Норвегии живые источники фольклора гораздо легче, чем в России. Вообще все фольклорные источники мира – это одна семья, у них одна мать. Я просто чувствую, что попал в другой сад, но этот сад принадлежит одному и тому же миру.

- С какими из норвежских музыкантов Вам приходилось играть?

- Со знаменитым барабанщиком Йоном Кристенсеном, с саксофонистом Туре Брунбергом, с"Brass Brothers", с фольклорными скрипачами, – с кем я только там не играл. Я пробовал сотрудничать с разными коллективами, но норвежские музыканты – это все-таки гости: в гостях хорошо, а дома лучше. Мой родной дом – это "Moscow Art Trio", а не норвежские музыканты. В Норвегии у меня есть проект, связанный с северной музыкой, - с виолончелью и ударными. Но это европейская эстетика - импровизационная камерная музыка. А с русским фольклором у меня более глубокие связи.

"Музыка в джинсах" – уникальный филармонический абонемент в Нижнем Новгороде, который представляет публике неожиданный тандем классики и джаза. В выступлении "Moscow Art Trio" с нижегородским симфоническим оркестром академическая традиция и джаз переплелись с фольклором. Джаз и фольклор позволяют прикоснуться к музыке в ее почти стихийном проявлении, возвращая нас к природным, вечным ее началам. Михаил Альперин, Аркадий Шилклопер и Сергей Старостин через древнюю русскую культуру, норвежский фольклор и современную академическую музыку открыли для себя глубины человеческого бытия, и своим творчеством передают слушателям накопленную сокровенную мудрость. Им удалось создать в зале ощущение "вне времени", а это и есть цель настоящего искусства.

Юлия Александрова