СИЛА ДУХА

эссе - размышление на фильм Кирилла Серебренникова «Юрьев день» (2008 г.)

 «Русская душа ощущает себя наиболее счастливой в состоянии самоотдачи и жертвенности…

Она намерена не брать, а давать. Она настроена по-мессиански.»

 В. Шубарт, немецкий философ 20 в.

Ни для кого не секрет, что кино делится на две категории: для всех и для избранных. К первым относятся многочисленные блокбастеры, комедии, мелодрамы; и  говорить о них, порой, не имеет смысла. Не один десяток подобных фильмов может назвать каждый из нас. Со второй группой дело обстоит сложнее. Среди них есть и неоспоримые хиты, и чистые жанровые работы. Главное отличие этих лент в ярко выраженной авторской позиции, стиле, новаторских приемах, поиске новых художественных возможностей, нестандартных подходах к обыденности жизни. Это фильмы  Андрея Тарковского, Алексея Балабанова, Александра Сокурова и Алексея  Федорченко. Есть в этом  моём неполном списке творцов  российского кино не для всех и  имя  режиссёра Кирилла Серебренникова.  

Не так давно  я посмотрела его фильм «Юрьев День». Он «нашёлся» случайно. Посоветовала его моя  знакомая. Она предложила киноленту как своеобразный ответ на мои сетования по поводу «гармонических нестроений» на церковном клиросе, в храме, где я регентую. Тема  была определена  заранее – музыка в церкви. Я ожидала, что именно  фильм   поможет  мне найти  ответ на вопрос: «Имеет ли право человек с  профессиональным  академическим  хоровым образованием  служить  в храме и  исповедовать  необходимую там манеру пения, не нарушая обычаев и приёмов исполнения культовых песнопений, к которому привыкли прихожане и священнослужители храма?»  И здесь я открыла для себя «мир Серебренникова».  С его противоречивостью, прямолинейной указательностью, сарказмом и,  главное, способностью говорить правду «эзоповым языком», который был в чести у русских художников, как форма общения, как иносказательная манера. И как через увеличительное стекло этот язык всегда помогал людям разных эпох увидеть жизнь более пронзительно. Но, как говорится, всё  по-порядку…

Фильм был снят в 2008 году. Это вторая лента Серебренникова-кинорежиссёра. До этого он уже зарекомендовал себя как театральный автор постановок. Первый его  фильм  «Изображая жертву» (2006 г.) по пьесе «новых драматургов» братьев Пресняковых мне удалось посмотреть. Но видимо, тогда, в 2006 году "сильного” впечатления фильм  не оставил. Это рассказ о  молодом человеке - Вале (Ю. Чурсин), который зарабатывает на жизнь тем, что изображает трупов во время следственных экспериментов. Он представляется жертвой на работе и дома. Мать Вали когда-то отравила отца для того, чтобы жить с его братом. Валя ей этого не простил. И поэтому конфликт по мотивам шекспировской драмы не даёт покоя ни ему, ни окружающим. В фильме очень много ненормативной лексики. Сценаристы (Олег и Владимир Пресняковы не ставили задачу придумать сказочно честных и трудолюбивых милиционеров, умных и богатых студентов и вежливых продавцов) и режиссер (почерк Кирилла  Серебренникова узнаваем: постановки и фильмы его остросоциальны) стараются максимально приблизить зрителя к  реалиям современной жизни, пользуются экспрессивной речью, как краской, маркирующей героев.

Видимо, при всех «плюсах» картины «Изображая жертву» именно этот факт и не позволил мне сразу и объективно о ней говорить. Тем не менее, как и театральная постановка «Изображая жертву», фильм вызвал множество откликов - восторженных и возмущенных. Получил несколько призов на кинофестивалях и вообще стал довольно важным событием современного российского искусства своего года.

«Юрьев день»  вышел в прокат двумя годами позже и оказался мне ближе. Как писал в своей книге «Европа и душа востока» философ-славянофил  ХХ века Вальтер Шубарт: "Если немец читает книгу, он хочет узнать о том, что в ней написано, если русский читает книгу, он хочет узнать что-то о себе…». Кино тоже вполне может стать  такой книгой.

Название ленты «Юрьев день» относит нас к истории средневековой Руси, когда на день памяти Святого Великомученика Георгия Победоносца (26 ноября по н.ст.) крестьяне могли менять своего хозяина. У К. Серебренникова - это притча о современной России, о её проблемах. Противопоставление глубинки и столицы, карьеры и долга, служение  собственному «я» и ближнему: все эти вечные вопросы ставятся автором в киноленте. Через внутренний конфликт и скорби человек призван стать лучше и чище. И сменить хозяина, то есть не быть рабом своих страстей.

Сюжет фильма таков: российская оперная певица Любовь Васильева (Ксения Раппопорт), приезжает в родной город Юрьев перед эмиграцией в Германию, показать 20-летнему сыну места, где она выросла. Малая родина для неё - красивая романтика и стихи русских поэтов. Сын уходит смотреть экспозицию местного Кремля и исчезает. Мать начинает его искать, натыкаясь на  серую действительность районного центра. Верит, что её Андрюша (Роман Шмаков) вернётся. В Юрьеве она теряет, всё, что было для неё ценно: голос, судьбу, веру в людей. Меняясь до неузнаваемости (в конце фильма - это грубая уборщица Люся), она преображается внутренне.

Уже с первых кадров режиссёр знакомит зрителя с главными героями, даёт знаки-подсказки понятийного ряда всей истории. Здесь же завязываются узловые линии фильма: «отцы и дети» (мать и сын спорят о том, какую музыку им слушать), «быть или не быть» (полярное восприятие одних событий столичным и провинциальным сознанием в диалогах гостей с жителями  г. Юрьева), зыбкость и нереальность происходящего (великолепно снятый туман оператором О. Лукичёвым).

Дополнительные штрихи добавляет музыка. К. Серебреников как театральный режиссёр верен слову - диалоги не оттеняются фоном. Подбор произведений не велик. Но и они подобны чеховскому ружью, которое должно выстрелить. Автор предпочитает С.  Рахманинова и Дж. Верди. Режиссёр предлагает зрителю положиться на свои чувства и разбивает привычные стереотипы соответствий. Например, вместо более подходящих к просторам «владимирских полей» фрагментов из Всенощного бдения Рахманинова, которые появятся позже, в первых кадрах звучит ария Леоноры из оперы «Сила судьбы» Дж. Верди. Если вспомнить сюжет этого сценического шедевра, то в нем  и кроется первая подсказка. В опере есть, и сцены с переодеванием главных героев, и сельский монастырь, и момент, когда один человек выдаёт себя за другого. Если провести параллель, то и в финале  оперы Верди и в финале «Юрьева Дня» есть похожие моменты. В опере – это сцена, где аббат Гуардиан призывает всех к смирению, а главная героиня умирает с надеждой на помилование высших сил, а в фильме - это сцена на клиросе, когда главная героиня, отказавшись от прошлой жизни, кротко просит  прощения у Бога.

Прямые подсказки можно расслышать и в  репликах-диалогах. В разговоре оперной дивы Любови и её великовозрастного избалованного столичного  дитя Андрея звучит фраза: «Да меня как будто и нет у тебя!» Это прямое подтверждение дальнейшего рокового поворота событий: сын Андрей Дмитриевич Васильев исчезает «в никуда» как в бермудском треугольнике и вновь появляется в зеркале своих двойников - послушника Андрея Дмитриевича Васильчикова и рецидивиста в туберкулёзном  отделении СИЗО Андрея Дмитриевича Василькова. При каждой новой встрече главной героини с двойниками ты ждёшь, что именно это Андрей, и сейчас он скажет матери, что глупо пошутил и фильм двинется к развязке. Ан, нет, каждый новый вводимый эпизодический герой – это ребус для зрителя.

Не во всём можно согласиться с интерпретацией режиссёром образа жителей города Юрьев-Польский, куда приехали  столичные гости. Обшарпанные, покосившиеся фасады, битые бутылки, мертвые птицы и одинаковые крашенные в единый цвет рыжей хны женщины. «Ад», «безысходность», «чернуха»… всё ли так плохо в «глубинке»? Автор  фильма  для  усиления  полярности, и в тоже время единства  столичного и провинциального миров, предлагает  зрителю нехитрую, но очень яркую сцену с покупкой   ватника. Это  одежда политзаключенных и деревенская повседневка. Она притягивает юродствующего сына главной героини Андрея. Приехав в Юрьев, родной город своей матери, он приходит в магазин, покупает себе ватник и резиновые сапоги. Русский юноша, без пяти минут житель Германии, воспитанный в среде унификации человеческого «Я» в условиях мегаполиса, он душевно переодевается в то, что носят его соотечественники вне столицы. Как постмодернисткая ирония на то, что «Матрёнин двор» А. Солженицына – это не  вымысел. Вне пределов столицы существует жизнь, где люди носят ватники, где можно потеряться или исчезнуть совсем. И мальчик исчезает.

Фильм условно можно разделить на 2 части. И если первая - насыщена действием (здесь происходит завязка истории, исчезновение сына героини, попытки матери отыскать сына), то вторая половина фильма – это ожидаемые реакции героев на поставленную перед ними задачу режиссёром. И кульминация, которая приходится на последние кадры ленты. Неспешное течение действия во второй части  дает зрителю подумать и поразмышлять. Потеряв надежду найти сына, Любовь ищет себя. Этот момент душевного преображения через череду скорбей и унижений, которым подвергается певица. Он вызывает наиболее противоречивые высказывания профессиональных и  добровольных критиков фильма. Но как трагедию это, пожалуй, определять не стоит. Да, в вихре окружающем певицу лиц, можно увидеть что-то инфернальное. Наружу выползают самые низменные черты человеческих характеров, испорченных безысходностью и монотонностью существования в провинции. На экране вид утопленника сменяют палаты туберкулёзного диспансера. После хлёстких диалогов милиционера с заключенными рецидивистами, режиссёр предлагает зрителю ещё более страшную по силе картину: пьяный мужчина бьёт свою сестру. Главная героиня Люба, которая становится свидетелем этой сцены, понимает, что, с этого момента у неё ускользает всякая надежда на возвращение к прежней московской жизни. Как образное подтверждение возникшей мысли, на экране - в мусорном контейнере горит елка, а по телевизору идёт трансляция видеозаписи, где  Любовь на фоне хора солирует во «Всенощном Бдении» Сергея Рахманинова.  

Казалось бы, крах, сантиментам места нет, но свет в душе, который теряет главная героиня, возникает здесь же. Его можно отыскать, если поступать, так как велит ей сердце. Режиссёр  дарит за  понесённый ею  крест новые  качества: смирение (она красит волосы, как будто принимает своеобразный постриг) и  получает  новое  служение (идет работать в больницу). Меняется  не только  внешний облик. Любовь Петровна меняет имя.  Теперь она  уборщица Люся. Пропала гордая прима в норковой шубке, амбиционная карьеристка с замашками «барыни–салтычихи». Родилась милосердная жена-мироносица, которая не гнушается  мыть полы  у зэков-туберкулезников, поёт в разрушенном храме на клиросе. Безликая жительница провинциального городка!

Финал «Юрьева дня» стал не только развязкой всего 1,5 часового  напряженного «мысленного делания», о судьбах России,  но ответом, на мой  частный вопрос о клиросном послушании в храме. Героиня приходит в разрушенную церковь, где регент проводит спевку хора. Обновлённая Люся становится в один ряд с деревенскими певчими. Тонкая как лезвие бритвы, ехидная фраза регента, что Люся, бывшая примадонна, фальшивит «открыла» мне глаза. Цепкий режиссёрский взгляд К. Серебренникова, смог добраться даже и до закоулков церковной действительности и отразить её правду. Звучит «Херувимская» обиходного распева. Её мелодия проста и доходчива. Так же как и слова этого богослужебного текста. Речь идёт  о херувимах – ангелах- служителях Божьих. Они ежеминутно славят Творца своим пением. Именно такой нам представляет Люсю-Любу режиссёр в конце фильма. В этом есть, её призвание. Главная героиня смогла  найти через страдание, проявленное к ближним терпение, а значит и очищение души.Здесь ставит точку и режиссёр, а оператор подкрепляет всё это игрой света и пара, исходящего от бесплотных фигур певчих. Единственная светлая сцена в фильме. Приняла эту точку зрения и я, решив, что ради  общего дела можно и промолчать, а значит  сберечь мир, который лучше хорошей войны.