Нижний Новгород,

22 октября 2016 г.

Милейший друг, Петр Ильич!

Спешу рассказать Вам о предпринятом мною этой осенью путешествии в Нижний Новгород, где имел счастье слышать Вашу прелестную музыку. Губернский театр, который носит гордое имя Вами почитаемого и любимейшего из поэтов А.С. Пушкина, уже в десятый раз берется за постановку Вашей дорогой сердцу оперы «Евгений Онегин». На этот раз за нее взялся заслуженный артист России, но начинающий режиссер-постановщик, г-н Д. Суханов. Помните, Вы писали Надежде Филаретовне в крайнем беспокойстве, «что “Онегин” на театре не будет интересен»[1]? Смею Вас разуверить, опера Ваша любима всеми вот уже более 100 лет!

Зная, насколько Вы щепетильны и трепетны к точности выполнения каждого Вашего указания в партитуре и правдивости воплощения характера героев, расскажу Вам немного подробнее об исполнителях. В письме к многоуважаемой г-же фон Мекк, Вы выражали тревогу «где я найду Татьяну, ту, которую воображал Пушкин и которую я пытался иллюстрировать музыкально? Где будет тот артист, который хоть несколько подойдет к идеалу Онегина, этого холодного дэнди, до мозга костей проникнутого светскою бонтонностью? Откуда возьмется Ленский, восемнадцатилетний юноша с густыми кудрями, с порывистыми и оригинальными приемами молодого поэта a la Шиллер? Как опошлится прелестная картинка Пушкина, когда она перенесется на сцену с ее рутиной, с ее бестолковыми традициями, с ее ветеранами и ветераншами, которые без всякого стыда берутся за роли шестнадцатилетних девушек и безбородых юношей!»[2]? Так вот, спешу Вас обрадовать. Сей театр может позволить себе исполнителей, которые удовлетворят Вашему вкусу по каждому требованию.

Несколько лет назад, я имел честь присутствовать на консерваторском выпускном экзамене г-на А. Кошелева. Тогда он впервые на большой сцене (именно в этом театре) исполнил Онегина, и, казалось, словно сам Евгений сошел со страниц Пушкина и Ваших — молодой франт лет около тридцати с гордой осанкой. В его характере холодность и высокомерие, с которым он встретил Татьяну, пылкость и чувственность в последней сцене признания. С тех времен и вокальная партия в его исполнении стала более естественной, и, переиначивая фразу г-на К.С.Станиславского, — верю этому актеру!

А вот Ленский — новичок в театральной труппе. Г-н М. Меньшиков лишь в этом сезоне перебрался из Челябинска. Долговязый, с пышной кудрявой шевелюрой, хотя над этим надо полагать поработали костюмеры, в очках, указывающих на его привычку много писать, молодой и порывистый — все как Вы и хотели. Его очаровательный тембр радует слух, а высокие ноты партитуры он берет без какого-либо усилия приятным бархатным звуком. Огорчала лишь не всегда чистая интонация, видимо волнение г-н Меньшикова вышло за рамки образа.

Спешу рассказать удивительный момент, который появился в 4 картине Вашего сочинения. Партию Трике на балу у Лариных г-н Д. Суханов отдал Ленскому. Не знаю, как бы Вам это понравилось, но вышло весьма любопытно. Могу Вам это доказать. Актерский талант г-на Меньшикова проявился в этой сцене самым наилучшим образом, желание его Ленского хоть как-нибудь обратить на себя внимание Ольги получилось искренним, но осталось без ответа и причина дуэли обрела еще один смыл — по-юношески глупую обиду на возлюбленную.

А помните, Пушкин говорил о душевном родстве Ленского и Татьяны? В этой постановке это акцентируется одним незначительным, но метким способом. Свою арию «Куда, куда вы удалились» Ленский не просто поет, а пишет в письме, которое после его смерти получит Ольга. Кстати, со смертью Ленского вышел один невероятнейший казус. Вы будете удивлены, но по окончанию пятой картины, весь антракт меня преследовала мысль, а вдруг в этой постановке убит Онегин! В самой кульминации гаснет свет, и актеры расходятся, этот, пожалуй, самый драматичный эпизод доигрывает лишь оркестр. Очень непредусмотрительны со стороны режиссера столь смелые купюры. Вы, мой друг, сетовали, что Ваша опера «без сильного драматического движения»[3] и «сценических движений никаких»[4], так вот на сей раз Ваше творение вовсе лишили этого!

На этом печальные сюрпризы не заканчиваются. Очень не хочется Вас огорчать, но не могу не написать о г-же С. Ползиковой, которая исполняла партию Татьяны. Прекрасное молодое лицо, чудный внешний образ, как раз времен Пушкина, но совершенно «невпетая» партия. Характер её героини изменчив как хамелеон и совершенно не соответствует 17-летней героине. В сцене письма это не наивная дева, знающая о любви лишь по французским романам, а словно опытная дама. Её речь полна страсти, а не чувствами первой влюбленности. В саду с Онегиным она, кажется, злится на себя, а не стыдится того, что написала. Разве 17-летняя дева в начала XIX века могла себе позволить столь откровенный разговор с мужчиной? Она скорее упала бы без чувств!

Г-жа О. Борисова была хороша в партии Ольги, беззаботна и весела. Правда, эта искренность и открытость почему-то на мгновения заставляла её забыть о культуре пения, что вполне поправимо в ходе одной-двух репетиций. Князя Гремина исполнил недавно вернувшийся в труппу театра М. Наумов. К великому сожалению, благородство, благие намерения и бескорыстная любовь князя испарились в два счета, стоило только режиссеру заставить героя петь свою арию перед зеркалом. Эгоизм, самовлюбленность и насмешка слышались в словах напрочь лишенных этого у Вас и у Пушкина. Вы полагали, что в опере «будет интересна сторона бытовая, и потом, сколько поэзии во всем этом! Одна сцена Татьяны с няней чего стоит!»[5]. В этой постановке она не стоит ничего, просто потому, что так же безжалостно купирована.

Я имел честь пообщаться со столь смелым автором всех вышеперечисленных купюр, и знаете, что подтолкнуло его совершить сие действо? Желание выдвинуть на первый план образ Онегина. Но ведь согласитесь, мой дорогой друг, этот образ раскрывается со всей своей глубиной лишь в сопоставлении с Татьяной, Ленским, Ольгой, в конце концов, даже с Греминым и няней. Знаете, хочу Вам признаться, что сколько бы не видел постановок Вашего «Онегина», все больше убеждаюсь, что эта опера не для самовластия режиссера. От него будет зависеть лишь проработанность и убедительность каждого образа и, самое главное, что он должен сделать, говоря Вашими же словами, «искать в опере обыденных, простых, общечеловеческих чувствований», которые способны тронуть каждого.[6] Режиссерами здесь выступают сами певцы и, безусловно, дирижер.

За дирижерским пультом в этот вечер стоял художественный руководитель театра г-н Р. Жиганшин. «Музыка, лишенная блеска и трескучей эффектности»[7] частично лишилась и лирики. Дирижер буквально с первых звуков симфонического Вступления словно куда-то спешил, из-за этого музыканты оркестра временами не справлялись с простым пунктиром, расходились с солистами и хором. Медные духовые, в особенности любимые Вами валторны, все никак не научатся играть в унисон. А вот баланс был на редкость удачным. Солистам не приходилось петь, надрываясь, разве что у них была более важная задача — не задохнуться в столь быстром, на протяжении всей оперы, темпе.

Стоит заметить, мой милый друг, что в этой постановке как-то по-особенному ясно и прозрачно прозвучали Ваши лейттемы. В седьмой картине настолько явно стало заметно, что мелодии Татьяны перешли в музыкальные темамы Онегина, еще раз музыкально подтвердив, что он испытывает те же чувства. И все благодаря внимательному отношению дирижера-постановщика к музыкальной ткани.

Помню, Вы как-то спорили со служащих императорского театра, что в одной из Ваших опер на заднике должны быть нарисованы липы и березки, а не горы, как убеждал Вас г-н Домерщиков. «Какие в России горы! Нужна деревня!» Так вот на этот раз с декорациями все в порядке. Столичный художник-постановщик Ю. Акс сохранила историческую достоверность костюмов и интерьеров.

На все Ваши опасения по поводу «несценичности оперы», хочу ответить, что оснований для них нет. Даже не в самом удачном исполнении Ваша музыка стоит выше всех условностей. Это сочинение не создано для современных трактовок и переосмыслений, а новая её постановка может быть связана лишь с обновлением состава, костюмов и полета фантазии художника-постановщика.

Искренне Ваш, N.N.

Фотографии с официального сайта Нижегородского театра оперы и балета.

[1] Письмо Чайковского к Мекк от 30 августа/11 сентября 1877 г.

[2] Там же.

[3] Письмо Чайковского к Мекк от 30 августа/11 сентября 1877 г.

[4] Письмо Чайковского к Мекк [Москва] от 27 мая/8 июня 1877 г.

[5] Там же.

[6] Письмо Чайковского к Мекк [Милан] от 16/28 декабря 1877 г.

[7] Письмо Чайковского к Мекк от 30 августа/11 сентября 1877 г.