Этой строчкой из карело-финского эпоса «Калевала» я хотела бы начать рассказ об Арво Сурво, пасторе и музыканте. Много добрых слов было сказано в юбилейном году в адрес этого удивительно многогранного человека. Позвольте и мне добавить к веренице «парадных портретов» свою небольшую зарисовку.

Арво Сурво – ингерманландский финн. С незапамятных времен западную часть нынешней Ленинградской области населяли ижорские племена. Сами себя они называли инграми (inkerikot), а свою землю – Ингрией (Inkerinmaa, дословно «ингрийская земля»). В период шведского владычества к ижорскому слову Inkerinmaa добавили окончание «–land», так появилось название Ingermanland. При Петре I земля ижорцев вошла в состав Ингерманландской губернии.

Начиная с XVII века на территории Ингерманландии стали образовываться многочисленные лютеранские приходы, строились храмы. В советское время все они были закрыты, многие – разрушены. Одним из инициаторов возрождения Церкви Ингрии стал Арво Сурво. В 1981 он поступил на заочное отделение Теологического института в Таллинне и почти одновременно с этим начал сочинять эпическую поэму «Плач по Ингрии» (Itku Inkerille), где есть такие слова: «Плач мой о земле забытой, плач по Ингрии попранной, что мой взор, увы, не видел, лишь руин рука коснулась». Поднимались из руин храмы, строились заново алтари, собирались прихожане на богослужения – и вдохновленный этим лютеранский пастор слагал новые и новые песни, в которых ностальгическая грусть все чаще сменялась льющейся через край радостью.

Когда я думаю об Арво Сурво, он почему-то всегда представляется мне с кантеле в руках. У многих прибалто-финских народов есть музыкальный инструмент, похожий на русские гусли: у эстонцев это каннель, у литовцев – канклес, у латышей – коклес, у финнов – кантеле. Согласно легенде, первые финские гусли изготовил вещий старец Вяйнямёйнен из челюсти щуки. Это событие запечатлено в карело-финском эпосе «Калевала»:

Начал старый Вяйнямёйнен

Сам скреплять те рыбьи кости.

Короб кантеле откуда?

Он из челюсти той щуки.

Гвозди кантеле откуда?

Из зубов огромной рыбы.

Струны кантеле откуда?

Из волос коня у Хийси.

(перевод с финского Л. Бельского)

Реальный инструмент несколько отличается от своего сказочного прототипа. Первое дошедшее до нас кантеле датируется концом XVII века. Изначально корпус инструмента выдалбливали из ольхи, колки делали из березы. Количество струн варьировалось от пяти до двадцати четырех. В современной Финляндии ученики начальной школы на уроках музыки в обязательном порядке учатся играть на пятиструнном кантеле. Удивительно, но, если верить финским учебникам, из пяти нот, представляющих собой первые пять звуков мажорной или минорной гаммы, можно составить довольно много интересных мелодий. Звучание обогащается за счет использования интервалов и аккордов. При игре инструмент держат на коленях или кладут его на стол.

У народного кантеле есть «академический старший брат» - концертное кантеле, количество струн которого приближается к сорока. На подобной «финской арфе» с хроматическим строем можно исполнять сложные виртуозные произведения. В главном музыкальном учебном заведении Финляндии, Академии Сибелиуса, есть отделение, где обучают игре на концертном кантеле.

Любопытно, что «струна» по-фински – kieli, что означает «язык». Действительно, струны переговариваются, «воркуют». Но есть, как мне кажется, еще одно объяснение. Игра на кантеле неразрывно связана с повествованием – под аккомпанемент этого инструмента обычно поют руны (финские эпические песни). Строки рун состоят из восьми слогов, рифма в привычном нам понимании отсутствует (скорее, рифмуются образы – за каждой мыслью следует ее парафраз). Музыкальный размер типичен для финской народной музыки – пять четвертей.

Фольклорист и лингвист Элиас Лённрот записал в XIX веке карело-финские народные песни, систематизировал их, выстроил в единый сюжет и объединил в сборник под названием «Калевала». Продолжателем дела Элиаса Лённрота по праву можно назвать Арво Сурво. «Калевала» - языческий эпос, но в последней руне явно угадывается влияние христианства. Девушка Марьятта, съев ягодку с пригорка, родила Царя Карьялы (Карелии). Таков наивный народный аналог библейского сюжета о Деве Марии, ставшей Матерью Царя и Спасителя мира. «А нет ли в российской и финской Карелии других христианских рун?», - задумался лютеранский пастор Арво Сурво и отправился на поиски. Много новых сказаний и мелодий удалось ему собрать. У «Калевалы» появилось продолжение – «Таежная Месса» (Korpimessu).

Хотите побывать на такой Мессе? Тогда предлагаю вам поехать со мной в Финляндию. Что нужно с собой взять? То же, что вы прихватили бы с собой в фольклорную экспедицию: рюкзак, спальник, небольшой запас еды и диктофон. Да, чуть не забыла: еще обязательно захватите средство от комаров, ведь наша Месса будет проходить не под сводами готического собора, а на берегу финского озера.

27 августа 2011 года. День ингерманландской культуры в Путронниеми. Это небольшое местечко по соседству с приграничным финским городом Иматрой названо в честь ингерманландского композитора и органиста, выпускника Санкт-Петербургской Консерватории Моозеса Путро (1848-1919). Бывшая дача музыканта с 2010 года принадлежит Обществу ингерманландской культуры, со временем здесь планируют организовать дом-музей.

На берегу, где любил рыбачить Моозес Путро, поставлены ряды пластиковых стульев для прихожан. Они заменяют церковные скамейки. Импровизированным алтарем становится оконный проем. Под звон струн появляется процессия – пасторы и хористы. В конце идет Арво Сурво. В руках у него «звонкий короб многострунный», кантеле. Мы привыкли, что лютеранская Месса проходит под звуки органа, который со времен И. С. Баха стал одной из «визитных карточек» лютеранства. Литургия в сопровождении кантеле – согласитесь, это нечто удивительное! Предоставим слово автору необычной Мессы.

Арво Сурво рассказывает: «Когда христианство вступало на территорию прибалто-финских племен, Церковь далеко не всегда понимала, в каком «сосуде» нужно приносить свою веру. Священники пытались слепо насаждать римскую литургию, но этот стиль пения был настолько чужд древним племенам, что они его абсолютно не воспринимали и хватались за меч. Korpimessu («Таежная Месса») пытается хотя бы отчасти исправить ошибки, совершенные миссионерами на протяжении прежних столетий. Калевальская традиция, калевальское пение проникли очень глубоко в души потомков прибалто-финских племен. Когда мамы, бабушки качали нас в люльках – они пели колыбельные песни в калевальском размере. Идея создания богослужения в таком же размере осуществилась в Ингрии, хотя она витала в воздухе по всей обширной территории. Ижора, водь, карелы, ингро-финны, эстонцы – все они слагали в прошлые века многочисленные песни о рождении, страданиях, смерти и воскресении Иисуса Христа. «Таежная Месса» впервые прозвучала целиком в 1992 году. В 1994 году она была издана в Финляндии в форме книги, также ее показали по финскому телевидению. В калевальском стихосложении, как и в русских былинах, есть особый заряд. Кстати, русским аналогом «Таежной Мессы» была бы «Былинная Месса».

Арво Сурво занимает место в импровизированном алтаре и прикасается к струнам большого концертного кантеле. Он начинает петь христианские руны. Хор, стоящий на ступеньках дачи Моозеса Путро, ему подпевает. Литургический респонсорий занимает важное место в лютеранском богослужении: пастор провозглашает что-то с кафедры или из алтаря, прихожане ему отвечают. В «Таежную Мессу» богослужебный диалог вписался очень органично. Традиционно руны пели двое рунопевцев. Они садились, взявшись за руки, друг напротив друга. Главный рунопевец пел фразу, затем ее повторял рунопевец-помощник, за это время главный рунопевец обдумывал следующую фразу. Многие эпизоды «Таежной Мессы» выстроены в подобном ключе.

Арво Сурво, стараясь отразить в своей «Мессе» как можно больше характерных особенностей народного творчества, включил в нее рефрен –своеобразный «припев», звучащий после нескольких разделов и скрепляющий литургическую ткань:

Братья, молвите на это,

Сестры, да и вы скажите:

«Мы воистину согласны!

Говорим «Аминь» от сердца».

(мой вариант перевода со старофинского)

Арво Сурво не только владеет многими языками (финским, эстонским, эрзянским, мокшанским, водским, ижорским и даже цыганским), но и умеет переносить реалии одной культуры на почву другой. Разделы ординария римской литургии Kyrie eleison и Gloria in excelsis Deo превращаются под его пером в песню-плач «Ты помилуй нас, Господь наш» и в величальную песню «Аллилуйя, аллилуйя!».

«Не кощунственно ли это: устраивать Мессу на берегу озера, да еще и заменять строгую литургическую музыку народными песнями, пусть даже духовными по содержанию?» - спросит кто-то. Но вспомните, как проходили богослужения во времена гонений! В Древнем Риме христиане собирались в катакомбах. Во времена сталинских гонений лютеране-ингерманландцы, которых не депортировали из Ленинградской области, собирались на кладбищах под предлогом поминок и a capella пели финские хоралы. Второй предлог, позволявший собраться большой компанией, не вызвав подозрений властей – чей-то День рождения. Здесь уже духовные песни исполнялись под аккомпанемент баяна или аккордеона. Так что, на мой взгляд, «Таежная Месса» по своей форме очень правдоподобна и глубоко исторична, это дань памяти гонимым, репрессированным и расстрелянным христианам советских времен.

Однажды Арво Сурво сказал: «Каждый представитель того или иного народа – это как единица компьютерной памяти. Культуру невозможно уничтожить, пока живы хотя бы двое-трое ее представителей». «Таежная Месса» - символ того, что ингерманландская культура жива.

У Арво Сурво много последователей в деле собирания карело-финского фольклора. Вместе с нами поучаствовать в «Таежной Мессе» приехал пастор Павел Крылов – кандидат исторических наук, настоятель Скворицкого прихода. Он не расстается с пятиструнным кантеле, исполняя под его аккомпанемент всё, начиная с бардовских песен и заканчивая балладой о Лоэнгрине. Этот пастор-историк с карельскими корнями переводит с вепсского языка молитвы-руны и поет их по-русски своим прихожанам.

Для собирателя фольклора важно уметь завоевать доверие людей. Во взгляде Арво Сурво – искренность, сила и доброта. Иногда кажется, что вся Карелия и вся Финляндия готовы гостеприимно распахнуть перед ним двери. Вечером после «Таежной Мессы» нашу большую российскую компанию пригласили в деревенский дом, где под потолком на рейках сушились знаменитые финские лепешки из ржаной муки, а на столе стояла фаянсовая тарелка с только что вынутыми из печи карельскими пирожками-лодочками. Даже за чаем Арво Сурво не выпускал из рук кантеле – на всю деревню разносился его звучный красивый баритон, присказки сменялись благодарственными песнями в адрес хозяев, забавные истории из жизни чередовались с небольшими проповедями в форме рун. Когда зашел разговор о том, что хорошо бы провести «Таежную Мессу» в Петербурге, Арво Сурво вдруг спросил меня: «Дарья, а что, если на виоле да гамба сыграть подголоски – ну, такие, как играют на йоухикко?» Я решила, что финский смычковый инструмент йоухикко, действительно, чем-то похож на сопрановую виолу да гамба, и радостно согласилась. Вот и меня увлек ингерманландский рунопевец своими исследованиями!

Когда-то давно жили в Германии майстерзингеры (мастера пения) – музыканты-любители, сочинявшие песни по определенным канонам. Один из мастерзингеров, Ганс Сакс, открыл как-то Библию в переводе Мартина Лютера и решил написать песни на все самые важные библейские сюжеты. Идея представить лютеранскую литургию в виде калевальских рун, воплощенная Арво Сурво – не менее грандиозная. Надеюсь, впереди нас ждут новые концерты и новые открытия! Пусть снова и снова разносятся над просторами Ингрии звуки кантеле ингерманландского майстерзингера! Автор «Таежной Мессы» по праву мог бы сказать о себе словами рунопевца из «Калевалы»: «Я в лесу раздвинул ветки, прорубил тропинку в чаще, выход к будущему дал я, - и тропиночка открылась для певцов, кто петь способен».